Кому во Львове жить хорошо: Страницы истории европейского выбора...

- Спаси, батько!

- Садитесь и говорите, в чём дело, - показал на скамью Хома.

Приезжие сели, и Павло заговорил за обоих:

- Мы со Львова. Сидите вы здесь, в Киеве, и не ведаете, что на свете творится.

- Расскажешь - будем знать, - спокойно ответил Хома, набивая трубку.

- Такое творится, что православного человека гонят из Львова, как басурмана. Кто имел хату - из хаты выгнали. Кто имел мастерскую или магазин - разбили, разорили, пустили честных хозяев по миру. А кто сапожничал не на заказ, а на базар - у того и сундучок забрали и всё сшитое.

- А кто же вы сами будете? - оборвал Хома, которому было не до разговоров.

- Так сапожники же! Три года назад начали выгонять православных из цехов и брать только католиков. Выгнали и нас. Так мы подали жалобу в магистрат - и нас оставили.

- Гм! - буркнул цехмистер. - Так какого же вы чёрта приехали?

- Так это же было три года назад, - вмешался молчаливый Остап. - А за три года всё изменилось.

И рассказал о смерти Дениса, про деда Омелька, о том, как побили их на цеховой сходке, а потом разорили и изгнали из города, угрожая смертью.

- Так и сказали: чтоб духу вашего здесь не было, потому что убьём с женщинами и детьми.

- Вот стерво собачье! Как же вы вытерпели такое издевательство?! - возмутился Хома.

- А как же нам было не стерпеть, когда самих мастеров там тридцать и подмастерьев втрое?

- Гм... трудновато, - согласился Хома. - Так чего же вам надо?

- Прими, батько, в цех. Не дай умереть с голода. Думали мы податься на Сечь, так негде женщин и детей девать. Они, как горобенята, ротики разевают и хлеба просят. А где же его взять?

- Гм!.. Так разве же я что-то могу сам? - почесал затылок Хома.. - Вот что оно делается на белом свете. Будет сходка - тогда и подумаем. А бумаги у вас какие-нибудь есть?

- Есть, отец. Все есть. Они не хотели давать, так мы в магистрате выправили. Нашёлся такой писарчук из наших, даже взятки не взял, ей-богу.

...


- Позвольте, пан гетман, вам объяснить, - вмешался старый мастер с иконописным худощавым лицом. - У меня есть братья и в кожевенном, и в портняжном цехах, и я хорошо знаю, как оно там. Бискуп всё время требует по камню воска от каждого мастера. Среди портных есть много католиков. Так сначала каждый платил на свою церковь, а потом католики начали требовать, чтобы и наши платили костёлу. Наши долго не соглашались, но, когда избрали цехмистра-католика, он моментально добился своего. Прозевали наши, что и говорить... А теперь уже ничего не поделаешь потому что в цехе начали принимать одних ляхов, теперь их стало больше половины.

- Так это же не только у портных, - подхватил Фома. - У других то же самое. Там и наши, и евреи, и татары платят бискупу, хоть в цехе двадцать три мастера и только пятеро ляхов.

- Ну, это ещё пустяки, - улыбнулся Сагайдачный. - Камень воска - не розор. Но за несколько лет будет хуже. Был я недавно во Львове, и много там видел и слышал такого, что и не поверил бы, если бы мне кто-то рассказал.

- А что именно? - заинтересовались мастера.

- А такое... Не хватает там на всех работы, потому что мастеров больше, чем покупателей, вот и начали преследовать наших, чтобы они не отбивали хлеба у ляхов. Запрещено православным и ремесленничать, и торговать. Если выйдет какой-то сапожник на ярмарку с сапогами, отбирают у него и товар, и ящик. Грабят наших торговцев, разбивают их ларьки и магазины, а теперь новая беда: магистрат запретил православным иметь дома и даже жить во Львове. Или переходи в католичество или в унию, или беги куда глаза глядят, ибо всё равно разорят. Кое-кто и переходит, а большинство гибнет. Стонут они от налогов, и каждый издевается и за собаку имеет. Студенты иезуитского коллегиума грабят евреев и православных, а патеры езуиты благословляют их грабежи, совершённые во славу господа бога. Гонят наших детей со всех школ, говорят, что не надо хлопам грамотности, а главное, так обставляют жизнь, что каждую минуту ждёшь новых оскорблений, издевательств и даже разбойничьих нападений. Вот послушайте, что пишут королеве наши несчастные львовские братья.

Сагайдачный расстегнул кафтан и вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, исписанный заковыристой скорописью.

- Это петиция Зигмунду от львовского мещанства и ремесленников, - пояснил он. - Пришлось им сложить последние лепты и отправить в Варшаву ходоков, дав им несколько тысяч злотых на взятки дворовым. Берут там все. И беда, что брать - берут, а дела движутся слишком медленно. Вот слушайте.

Мастера окружили гетмана плотным кругом. Даже молодёжь, которая смеялась в уголке, шёпотом рассказывая друг другу что-то интересное, перестала шутить, и присоединилась к старых уважаемых мастеров, и в глубоком молчании прослушала петицию до конца.

- «Четыре народа - начал Сагайдачный, - поселились с давних времён в стенах львовских и имеют в нём свое жильё, и храмы свои, и по своим обычаям правят в них службу божию. Старый, исконный народ во Львове есть русский, потом появился польский, а позднее - армянский и еврейский. Польский и русский народы единого суть права и обычаев. Армяне имеют другой закон, и даже евреям уделено свой отдельный ряд на рынке и свой отдельный еврейский суд.

Но вот с недавнего времени мы, народ руский, попали под иго тяжкое, нежели от неволи египетской. Польский народ без огня и меча истребляет нас с потомками нашими, запрещая здесь жить, иметь имущество, работать или ремесленничать, лишая нас всевозможных средств, которыми может прожить человек. Не свободно русину жить на родной, исконной земле своей, в русском городе, Львове.

Но, между прочим, имеем мы екземплюм, как, по приказанию вашей королевской ясноосвенцоности, бывали в коронном войске гетмана, полковники, ротмистры, сотники, десятники et cetera нашей веры, которые, стоя плечом к плечу с польским народом, верно и мужественно громили врагов коронных, а также вашей королевской мосци. А сейчас цехмистры и львовский магистрат себя считают чем-то высшим за войско вашей королевской ясноосвенцоности, и нас в цехах ни терпеть, ни видеть не желают. Знаем мы, что крулевство Польское есть рай для разнообразных народов, среди которых и сыновья русского народа с честью носят высокое состояние сенаторское, каштелянское и другие высочайшие достоинства крулевства. А господа гласные, магистрат и цехмистры львовские народа русского рядом с собой иметь не желают и истребляют нас с потомством впень.

Светлейший, милостивый наш король! Когда бы мы были не люди, а немая скотина, овцы безголосые, то и тогда должны были бы мы возопити: «Оборонь нас, пастырю добрый, не дай нас с детьми на гибель. Дай нам хоть какое бы оно было - пастбище и бери с нас дань, то есть шерсть, молоко и нас самих по мере надобности, потому есьми мы добро твоё и Речи Посполитой. Умоляем справедливости святой и спасения, чтобы мы в равных вольностях с народом польским, как то испокон веков было, вновь были допущены».