
Я человек - вот мой дворянский титул.
Я, может быть, легенда, может, быль.
Меня когда-то называли Тилем,
И до сих пор - я тот же самый Тиль.
У церкви я всегда ходил в опальных
И доверяться богу не привык.
Средь верующих - то есть ненормальных -
Я был нормальный, то есть еретик.
Я не хотел кому-то петь в угоду
И получать подачки от казны.
Я был нормальный - я любил свободу
И ненавидел плахи и костры.
И я шептал своей любимой - Неле
Под крики жаворонка на заре:
«Как может бог спокойным быть на небе,
Пока убийцы ходят по земле?»
И я искал убийц… Я стал за бога.
Я с детства был смиренней голубиц,
Но у меня теперь была забота -
Казнить своими песнями убийц.
Мои дела частенько были плохи,
А вы торжествовали, подлецы,
Но с шутовского колпака эпохи
Слетали к чёрту, словно бубенцы.
Со мной пришлось немало повозиться,
Но не попал я на сковороду,
А вельзевулы бывших инквизиций
На личном сале жарятся в аду.
Я был сожжён, повешен и расстрелян,
На дыбу вздёрнут, сварен в кипятке,
Но оставался тем же менестрелем,
Шагающим по свету налегке.
Меня хватали вновь, искореняли.
Убийцы дело знали назубок,
Как в подземельях при Эскуриале,
В концлагерях, придуманных дай бог!
Гудели печи смерти, не стихая.
Мой пепел ворошила кочерга.
Но, дымом восходя из труб Дахау,
Живым я опускался на луга.
Смеясь над смертью - старой проституткой,
Я на траве плясал, как дождь грибной,
С волынкою, кизилового дудкой,
С гармошкою трёхрядной и губной.
Качаясь тяжко, чёрные от гари
По мне звонили все колокола,
Не зная, что, убитый в Бабьем Яре,
Я выбрался сквозь мёртвые тела.
И, словно мои преданные гёзы,
Напоминая мне о палачах,
За мною шли каштаны и берёзы,
И птицы пели на моих плечах.
Мне кое с кем хотелось расквитаться.
Не мог лежать я в пепле и золе.
Грешно в земле убитым оставаться,
Пока убийцы ходят по земле!
Мне не до звёзд, не до весенней сини,
Когда стучат мне чьи-то костыли,
Что снова в силе те, кто доносили,
Допрашивали, мучили и жгли.
Да, палачи, конечно, постарели,
Но все-таки я знаю, старый гёз, -
Нет истеченья срока преступлений,
Как нет оплаты крови или слёз.
По всем асфальтам в поиске бессонном
Я костылями гневно грохочу
И, всматриваясь в лица, по вагонам,
На чётырех подшипниках качу.
И я ищу, ищу, не отдыхая,
Ищу я и при свете, и во мгле…
Трубите, трубы грозные Дахау,
Пока убийцы ходят по земле!
И вы из пепла мёртвого восстаньте,
Укрытые расползшимся тряпьём,
Задушенные женщины и старцы,
Идём искать душителей, идём!
Восстаньте же, замученные дети,
Среди людей ищите нелюдей
И мантии судейские наденьте
От имени всех будущих детей!
Пускай в аду давно уже набито,
Там явно не хватает «ряда лиц»,
И песней поднимаю я убитых,
И песней их веду искать убийц.
От имени Земли и всех галактик,
От имени всех вдов и матерей
Я обвиняю! Кто я? Я голландец.
Я русский. Я француз. Поляк. Еврей.
Я человек - вот мой дворянский титул.
Я, может быть, легенда, может, быль.
Меня когда-то называли Тилем,
И до сих пор я тот же самый Тиль.
И посреди двадцатого столетья
Я слышу - кто-то стонет и кричит.
Чем больше я живу на этом свете,
Тем больше пепла в сердце мне стучит!
Journal information